Неточные совпадения
В этот вечер Самгины узнали, что Митрофанов, Иван Петрович,
сын купца,
родился в городе Шуе, семь лет сидел в гимназии, кончил пять классов, а в шестом учиться не захотелось.
— Чертище, — называл он инженера и рассказывал о нем: Варавка сначала был ямщиком, а потом — конокрадом, оттого и разбогател. Этот рассказ изумил Клима до немоты, он знал, что Варавка
сын помещика,
родился в Кишиневе, учился в Петербурге и Вене, затем приехал сюда в город и живет здесь уж седьмой год. Когда он возмущенно рассказал это Дронову, тот, тряхнув головой, пробормотал...
«Но что же делать? Всегда так. Так это было с Шенбоком и гувернанткой, про которую он рассказывал, так это было с дядей Гришей, так это было с отцом, когда он жил в деревне и у него
родился от крестьянки тот незаконный
сын Митенька, который и теперь еще жив. А если все так делают, то, стало быть, так и надо». Так утешал он себя, но никак не мог утешиться. Воспоминание это жгло его совесть.
Могильцев был
сын дьячка и
родился в селе, отстоявшем от Заболотья в семи верстах.
Между прочим, и по моему поводу, на вопрос матушки, что у нее
родится,
сын или дочь, он запел петухом и сказал: «Петушок, петушок, востёр ноготок!» А когда его спросили, скоро ли совершатся роды, то он начал черпать ложечкой мед — дело было за чаем, который он пил с медом, потому что сахар скоромный — и, остановившись на седьмой ложке, молвил: «Вот теперь в самый раз!» «Так по его и случилось: как раз на седьмой день маменька распросталась», — рассказывала мне впоследствии Ульяна Ивановна.
Дед мой, гвардии сержант Порфирий Затрапезный, был одним из взысканных фортуною и владел значительными поместьями. Но так как от него
родилось много детей —
сын и девять дочерей, то отец мой, Василий Порфирыч, за выделом сестер, вновь спустился на степень дворянина средней руки. Это заставило его подумать о выгодном браке, и, будучи уже сорока лет, он женился на пятнадцатилетней купеческой дочери, Анне Павловне Глуховой, в чаянии получить за нею богатое приданое.
Сухаревка — дочь войны. Смоленский рынок —
сын чумы. Он старше Сухаревки на 35 лет. Он
родился в 1777 году. После московской чумы последовал приказ властей продавать подержанные вещи исключительно на Смоленском рынке и то только по воскресеньям во избежание разнесения заразы.
Несколько вечеров подряд она рассказывала историю отца, такую же интересную, как все ее истории: отец был
сыном солдата, дослужившегося до офицеров и сосланного в Сибирь за жестокость с подчиненными ему; там, где-то в Сибири, и
родился мой отец. Жилось ему плохо, уже с малых лет он стал бегать из дома; однажды дедушка искал его по лесу с собаками, как зайца; другой раз, поймав, стал так бить, что соседи отняли ребенка и спрятали его.
Сыны рождаются, забывая о смерти отцов.
Мы слишком рабы, а не
сыны церкви, и от нашей несвободы
рождается внешняя принудительность церкви.
— Если вы не поскучаете слышать моей повести, то я вам скажу, что я
родился в рабстве;
сын дядьки моего бывшего господина.
— Это винт! — кричал генерал. — Он сверлит мою душу и сердце! Он хочет, чтоб я атеизму поверил! Знай, молокосос, что еще ты не
родился, а я уже был осыпан почестями; а ты только завистливый червь, перерванный надвое, с кашлем… и умирающий от злобы и от неверия… И зачем тебя Гаврила перевел сюда? Все на меня, от чужих до родного
сына!
Главным несчастьем всей своей жизни Устинья Марковна считала то, что у нее
родились все девки и ни одного
сына.
У Басаргина
родился на второй день праздника
сын, именем Александр, — следовательно, в полном смысле слова наследник.
Четвертого ноября 1840 года у Райнера
родился второй
сын.
— Потому, — начал он насмешливым тоном, — что я имел несчастие
родиться на свет
сыном очень богатого человека и к тому еще генерал-лейтенанта, который говорит, что быть актером позорно для русского дворянина.
— Николай Иванович, у меня вчера
сын родился, — докладывает сотрудник А.М. Пазухин, собиравшийся просить аванс.
Что касается до
сына Степана Трофимовича, то он видел его всего два раза в своей жизни, в первый раз, когда тот
родился, и во второй — недавно в Петербурге, где молодой человек готовился поступить в университет.
Муза Николаевна тоже снова пристрастилась к музыке, и, к вящему еще благополучию ее, у нее
родился ребенок —
сын, который не только что не умер, но был прездоровенький и, как надо ожидать, должно быть, будущий музыкант, потому что когда плакал, то стоило только заиграть на фортепьяно, он сейчас же притихал и начинал прислушиваться.
Недаром ходили слухи, что царь, жалея о старшем
сыне, говаривал иногда Феодору: «Пономарем бы тебе
родиться, Федя, а не царевичем!»
То рыжичков в Погорелке не
родилось, то огурчики от дождей вышли с пятнышками, то индюшки, по нынешнему вольному времени, переколели, «да приказал бы ты, сердечный друг, карасиков в Дубровине половить, в коих и покойный
сын Павел старухе матери никогда не отказывал».
К чему рассказывать, мой
сын,
Чего пересказать нет силы?
Ах, и теперь один, один,
Душой уснув, в дверях могилы,
Я помню горесть, и порой,
Как о минувшем мысль
родится,
По бороде моей седой
Слеза тяжелая катится.
Что же я, для этого
родился, для этого мотался, чтобы
сыну служить?
Слова этой песни обращены были к отцу Хаджи-Мурата, и смысл песни был тот, что, когда
родился Хаджи-Мурат, ханша родила тоже своего другого
сына, Умма-Хана, и потребовала к себе в кормилицы мать Хаджи-Мурата, выкормившую старшего ее
сына, Абунунцала.
Алексей Степаныч благодарил только бога, что Софья Николавна осталась жива, радовался, что она чувствует себя хорошо, и сейчас помирился с мыслью, зачем не
родился у него
сын.
Степан Михайлыч промолчал, но на первой же почте собственноручно написал к своему
сыну и невестке, чтоб, они отслужили молебен Сергию Радонежскому чудотворцу, и дали обет, если
родится у них
сын, назвать его Сергием; в объяснение же таковой своей воли, прибавил: «потому что в роде Багровых Сергея еще не бывало».
Граф Петр Иванович Панин, генерал-аншеф, орденов св. Андрея и св. Георгия первой степени кавалер, и проч.,
сын генерал-поручика Ивана Васильевича,
родился в 1721 году.
Мысль эта
родилась, может быть, в голове старика при воспоминании о старших непокорных
сыновьях.
Гражданка и мать, она думала о
сыне и родине: во главе людей, разрушавших город, стоял ее
сын, веселый и безжалостный красавец; еще недавно она смотрела на него с гордостью, как на драгоценный свой подарок родине, как на добрую силу, рожденную ею в помощь людям города — гнезда, где она
родилась сама, родила и выкормила его.
Когда ребенок
родился, она стала прятать его от людей, не выходила с ним на улицу, на солнце, чтобы похвастаться
сыном, как это делают все матери, держала его в темном углу своей хижины, кутая в тряпки, и долгое время никто из соседей не видел, как сложен новорожденный, — видели только его большую голову и огромные неподвижные глаза на желтом лице.
А между тем представьте себе, что я узнал — ведь у бабеньки-то
сын после манимаски
родился!
Василий Николаевич Андреев,
сын небогатого помещика, симбирский дворянин,
родился и вырос в имении отца на Волге и юношей поступил на буксирный пароход помощником капитана, а потом сам командовал пароходом.
Миша
родился уже в Москве.
Сын Прова вырос в кругу талантов и знаменитостей; у его отца собиралось все лучшее из артистического и литературного мира, что только было в Москве: А. Н. Островский, М. Е. Салтыков-Щедрин, А. Ф. Писемский, А. А. Потехин, Н. С. Тихонравов, Аполлон Григорьев, Л. Мей, Н. А. Чаев и другие. Многие из них впоследствии стали друзьями Михаила Провыча.
— Верить-та мы тебе верим, — отвечал Ерема, — да ведь не все
сыновья в отцов
родятся, Пахомыч!
Через год
родился ещё
сын, Яков, но уже с пяти лет лобастый Илья стал самым заметным человеком в доме.
— А моя духовная, — отвечала боярыня и продолжала излагать свою волю, что всю свою законную часть из мужниного имения, равно как и имение от ее родителей, ею унаследованное, она в наказание
сыну своему Алексею, не думавшему об участи его незаконного младенца, завещевает ребенку, который такого-то года, месяца и числа должен
родиться от ее крепостной сенной девушки такой-то.
Окрещен же сей младенец известным тебе отцом Алексеем осторожно, не погружением, а полит с чайного блюдца, и назван Парменом, так как такое имя значилось в метрике, которую дворецкий Силуян достал мне у бедных дворян Тугановых на их
сына, что почти вровень с сим всего за месяц у них
родился и наскорях затем умер.
Грядущее отнесется к былому, как совершеннолетний
сын к отцу; для того, чтоб
родиться, для того, чтоб сделаться человеком, ему нужен воспитатель, ему нужен отец; но, ставши человеком, связь с отцом меняется — делается выше, полнее любовью, свободнее.
В том письме извещала она, что
родился у неё ребёнок,
сын, Матвей, весел и здоров, и что живёт она у тётки, а дядя помер, опился.
«Не потому ли запрещаете вы женщине свободно родить детей, что боитесь, как бы не
родился некто опасный и враждебный вам? Не потому ли насилуется вами воля женщины, что страшен вам свободный
сын её, не связанный с вами никакими узами? Воспитывая и обучая делу жизни своих детей, вы имеете время и право ослеплять их, но боитесь, что ничей ребёнок, растущий в стороне от надзора вашего, — вырастет непримиримым вам врагом!»
— Может ты, Матвей, даже генеральский
сын, только это — не велика важность! Все
родятся одинаково, стало быть, и честь одна для всякого.
— Если бы у тебя с Таней
сын родился, то я бы из него садовода сделал, — сказал он, подумав. — Впрочем, сие есть мечтание пустое… Спокойной ночи.
Славный майор Фаддей Громилов, который знал людей не хуже «Военного устава», и воеводский товарищ Прямодушии, которого длинный орлиный нос был неоспоримым знаком наблюдательного духа, часто говаривали капитану Радушину: «
Сын твой
родился в сорочке: что взглянешь, то полюбишь его!» Это доказывает, между прочим, что старики наши, не зная Лафатера, имели уже понятие о физиогномике и считали дарование нравиться людям за великое благополучие (горе человеку, который не умеет ценить его!)…
Взглянув на Марью Ивановну (так зовут мать Гоголя) и поговоря с ней несколько минут от души, можно было понять, что у такой женщины мог
родиться такой
сын.
О горе! горе! горе нам! он здесь был —
Раввин принес мне доказательства… я верю,
Что он — мой
сын! — я спас… он спас меня…
И он погибнуть должен… не спастись
Ему вторично от руки злодеев…
Ноэми! горе! горе для тебя!
Фернандо — брат твой!
Испанец — брат твой!
Он гибнет; он
родился, чтоб погибнуть
Для нас! — он христианин!.. он твой брат!
Николай Владимирович Станкевич был
сын воронежского помещика, совершенно одних лет с Кольцовым (он
родился в 1809 г.).
Это совсем не песенка из московского песенника на голос: «Когда
сын у нас
родится — мы Никитой назовем», а это трудная, серьезно задуманная фуга, развить которую есть серьезная цель для всего предстоящего, но зато сколько надо иметь смысла и терпения, чтобы всю эту фугу вывесть одною рукою!
У Юлия Карлыча, несмотря на слабое здоровье жены,
родился еще
сын, и он еще более начал нуждаться в средствах.
Прошло два года. Третий год
Обрадовал супругов безнадежных:
Желанный
сын, любви взаимной плод,
Предмет забот мучительных и нежных,
У них
родился. В доме весь народ
Был восхищен, и три дня были пьяны
Все на подбор, от кучера до няни.
А между тем печально у ворот
Всю ночь собаки выли напролет,
И, что страшнее этого, ребенок
Весь в волосах был, точно медвежонок.
А шел, верней, ехал в наш трехпрудный дом
сын Пушкина мимо дома Гончаровых, где
родилась и росла будущая художница Наталья Сергеевна Гончарова, двоюродная внучка Натальи Николаевны.